Накануне отъезда Лиза купила детям игрушки и отправилась к Дитрихам прощаться. Она горячо поблагодарила их за все хорошее, что они сделали для нее, обещала писать из Парижа.
Пожелав Лизе доброго пути, Дитрих спросил, не желает ли она проститься также с Соковским.
— Я бы с удовольствием, но мне неудобно одной идти к нему!
— В таком случае я пойду с вами.
— Что вы! Зачем вам беспокоиться? — Лиза насторожилась: с чего бы такая настойчивая любезность?
Но тут вмешалась Гертруда:
— Иоганн проводит вас, тем более что Соковский живет в нескольких кварталах от нас.
Лизе поневоле пришлось согласиться.
Соковский жил на небольшой вилле, недалеко от Дитрихов. Дверь открыл дюжий молодчик двухметрового роста. Узнав директора банка, он поклонился и пропустил гостей в дом. Проводил их в кабинет хозяина другой молодой человек, с военной выправкой, ростом чуть ниже первого. При виде их Лизе стало не по себе, но она сразу взяла себя в руки, спокойно поднялась по лестнице на второй этаж.
Кабинет Соковского был роскошно обставлен. На полу ковер, заглушающий шаги, мягкая мебель, обтянутая светлой парчой, шкафы, набитые книгами, огромных размеров письменный стол, на стенах картины.
Увидев вошедших, Соковский отложил иллюстрированный журнал, который читал, и вскочил с кресла.
— О, кого я вижу! Какой приятный сюрприз для меня!
— Я пришла попрощаться, а герр Дитрих любезно согласился проводить меня, — сказала Лиза.
— Уже покидаете нас?
— Да, скоро начнутся занятия в университете…
Соковский сделал два шага и очутился возле Лизы. Правой рукой он схватил ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза.
— Скажите, студентка, вы действительно та, за кого себя выдаете?
— Я вас не понимаю, — тихо проговорила Лиза.
— Так и не понимаете? — Он опустил руку.
— Нет! — Лиза достала из сумочки кружевной платок и, делая вид, что вытирает слезы, закрыла им лицо, чтобы не заметили ее волнения.
— Почему вы плачете? — На этот раз вопрос был задан мягко, почти ласково.
— Мне… обидно…
— Обидно? Почему обидно?
— Я вас так уважала… так была благодарна всем — и фрау Гертруде, и герру Дитриху, и лично вам… за ваше внимание ко мне… И вдруг такие слова!
Лиза лихорадочно вспоминала, есть ли у нее с собой или в вещах хоть что-нибудь компрометирующее. Как будто бы ничего. Паспорт, студенческий билет, тетрадь, заполненная записями о раскопках. Привезенное с собой письмо на имя профессора Николаи давно уничтожена. Она помнила, что тщательно проверила записи в паспорте и не нашла там никаких указаний на то, что она замужем. Значит, это просто психологическая атака! Правда, они могли проверить, есть ли в действительности у нее мать, владелица стекольного завода в Словакии, но пока об этом никакого разговора.
Она заметила, как Дитрих и Соковский переглянулись, последний даже покрутил кончики усов.
— Успокойтесь, я пошутил!.. Желаю вам счастливого пути… Но учтите, фрейлейн Марианна, если вы нас обманули и будете болтать лишнее о виденном и слышанном здесь, — берегитесь. Мы вас найдем всюду. Поняли? — с такими грозными словами Соковский отпустил Лизу.
Только на улице она почувствовала, как неприятно прилипла к телу сорочка. Вздохнув полной грудью, Лиза подумала: «Кажется, пронесло и на этот раз!..»
Солнце пригревало все сильней, парижская весна была на исходе. На улицах и бульварах — много гуляющей публики. Появились и туристы, среди них много немцев. «С чего бы это?» — недоумевал Василий. Без Лизы Париж казался ему скучным, пустынным. Она все еще не возвращалась, не давала о себе знать, и он сильно тревожился. Он ведь даже адреса ее не знал. Впрочем, даже если бы знал, все равно писать было нельзя.
По вечерам Василию не хотелось ехать в пустую квартиру, где все напоминало о Лизе, и он большую часть свободного времени проводил в теннисном клубе — иногда играл, а чаще просто беседовал с друзьями. Туда же приезжал и Сарьян, они вместе обедали, потом отправлялись к журналисту и работали в саду до наступления темноты.
Все попытки Василия связаться с «отцом» и узнать о Лизе ни к чему не привели. «Отец» словно в воду канул: письма, отправленные ему, оставались без ответа. Василий терялся в догадках. Не находя иного выхода, он решил разыскать фрау Шульц. При нормальных обстоятельствах он не стал бы встречаться с нею, — делать это не полагалось по целому ряду причин, но неясность положения служила ему некоторым оправданием.
Василий разыскал фрау Шульц в модном ателье. Обращаясь к ней, спросил:
— Моя жена заказывала у вас вечернее платье. Она в отъезде и поручила мне узнать, готово ли оно.
— Готово, пройдите сюда, я вам покажу. — Фрау Шульц сразу поняла, о чем речь, и провела Василия в маленькую комнатку за приемным залом.
Выяснилось, что и она обеспокоена отсутствием вестей от «отца».
— Ни писем, ни курьера — ничего! Сама не пойму, в чем дело! — Она сообщила, что с Браун встречается редко, — стенографистка уклоняется от регулярных встреч и вообще ведет себя странно, нервозно, никаких заслуживающих внимания сведений не приносит, хотя от получения денег не отказывается.
— Чем вы объясняете все это? — спросил Василий.
— Признаться, особенно голову над этим не ломала, потому что, если бы она и сообщила что-то достойное внимания, я все равно ничего не могла бы предпринять, — связи у меня нет никакой.
— Если все же Браун сообщит вам интересные новости, дайте, пожалуйста, знать. Звоните по моему прямому телефону в контору, — сказал Василий, простился и ушел.