Романы. Рассказы - Страница 35

— Что это, бабушка?

— Ничего, спи себе, сынок, не обращай внимания.

Мурад, чуть приподняв голову, увидел, что жандармы хватают приглянувшихся им молодых девушек. На следующий день, когда колонна проходила мимо мельницы, одна из этих девушек бросилась в воду и на глазах у всех была раздавлена тяжелыми мельничными колесами.

Снова дикая, безлюдная степь. От холодных компрессов ногам Мурада стало лучше. Чуть прихрамывая, он шагал рядом с бабушкой.

Заболела Заназан. Она все время стонала, часто останавливалась и, сев на землю, была уже не в состоянии подняться.

Тогда Мурад и бабушка, придерживая ее под руки, с трудом поднимали. Заназан едва передвигала ноги и просила оставить ее одну.

— Крепись, Заназан! Смотри, впереди горы, доберемся до них, там будет легче, — уговаривала ее Такуи.

— Нет, видать, мой конец пришел!

— Будет тебе, стыдись! Вспомни, какого сына вырастила.

Мурад взял старуху под руку, и они медленно зашагали. Как видно, напоминание о сыне на время придало Заназан силы.

— Мурад, дорогой, если ты уцелеешь и увидишь когда-нибудь Апета, передай ему благословение мое и скажи, чтобы он уезжал из этой проклятой страны, — шептала Заназан дрожащими губами. — Расскажи ему, что его мать, умирая на краю дороги, без могилы, все время думала только о нем.

— Зачем ты говоришь такие страшные слова, тетя Заназан? — еле выговорил дрожащими губами Мурад. Ему самому хотелось плакать.

Днем, когда жара стала особенно нестерпимой, окончательно ослабевшая Заназан села на краю дороги и больше не захотела вставать.

— Вы уж идите, пока у вас хватит сил, — сказала она слабым голосом собравшимся около нее Такуи, Мураду и Аместуи. — Я больше никуда не пойду.

— Еще немножко, Заназан! Скоро вечер, поспишь, отдохнешь, наберешься сил… — умоляла Такуи.

— Чтобы завтра мучиться снова?.. Нет, вы идите одни, — упорствовала старуха.

Аместуи нагнулась к ней и, плача, умоляла Заназан встать.

— Как же мы уйдем без тебя, тетя Заназан? Что мы скажем дяде Апету, Сирануш? Прошу тебя, вставай!

Заназан легла на землю и закрыла глаза. Казалось, она уже ничего больше не слышит. Мимо них нескончаемой вереницей шли беженцы. Увидев часто повторяющуюся картину, они украдкой отводили взгляд и, склоняясь под тяжестью своего собственного горя, шагали дальше. Прошли последние ряды. За ними, поднимая пыль, ехали жандармы. Нужно было на что-то решиться, но Такуи никак не могла смириться с мыслью, что придется оставить Заназан, а самим уйти.

— Вставай же, тебе говорю! Немножко отдохнула — ну и хорошо, вставай! Давай, Мурад, помоги!

Вдали послышались одиночные выстрелы, потом еще и еще. Конные жандармы поспешно помчались по направлению выстрелов. Перестрелка приблизилась, но скоро внезапно прекратилась, и опять стало тихо.

Такуи подняла голову и стала прислушиваться, но разобрать ничего не могла, а когда все стихло, она опять нагнулась к Заназан.

Они попробовали поднять Заназан, но напрасно — Заназан не шевелилась В это время налетели конные жандармы и принялись хлестать людей нагайками. Жандармы были злее обычного.

— Давай, бабка, давай пошевеливайся! — кричали они. — А та пусть лежит, ничего, ее живо подберут!

Нубар громко заплакал. Бабушка, крепко обняв его, зашагала вперед, рядом с ней по обеим сторонам пошли Мурад и Аместуи. Они беззвучно плакали.

— Что будет с тетей Заназан? — спросила Аместуи, когда они догнали идущих впереди и смешались с толпой.

— Нужно молиться за нее, доченька! — сказала бабушка и сама зашептала молитву, но тут же подумала: почему на их долю выпали такие мучения?

Потом решила, что это божья кара за их многочисленные грехи. И на этот раз бог показался Такуи злопамятным и немилосердным. От этих мыслей ей стало так страшно, что она тихонько три раза перекрестилась. Так они и шли — медленно, оставляя по краям дороги ослабевших, выбившихся из сил людей, а на стоянках — множество умерших.

По море приближения к Дерсимским горам толпа редела все больше и больше. Много страшных рассказов слышали люди об этих горах, об их обитателях — диких и смелых курдах, постоянно натравливаемых властями на армян. На пути попадались обглоданные человеческие кости, черепа, изуродованные трупы, и это еще больше увеличивало страх людей. Беззащитные женщины, обнимая своих уцелевших детей, все чаще и чаще посматривали на бравого баш-чавуша, гарцевавшего на коне вдоль дороги. Им казалось, что только он один мог защитить их от диких курдов, вся их жизнь была в его власти.

И вот наконец долина Евфрата…

Голые, пустынные горы полукольцом окружали долину, и только узкая дорога шла вдоль берега полноводной реки.

Солнце скрылось за горами, и сейчас же в долине наступил полумрак, запахло сыростью. Большие стаи коршунов кружились над свежими трупами.

Жандармы во главе с баш-чавушем куда-то исчезли, и люди остались одни…

Царила необыкновенная тишина. Каждый молча шагал навстречу своей судьбе. Вдруг на горах появились курды в высоких остроконечных войлочных головных уборах, с разноцветными бусами на шее, с татуированными лицами. Когда они спустились в долину, толпа шарахнулась назад, к узкому проходу, но там раздалось несколько одиночных выстрелов, и люди, давя друг друга, опять бросились вперед. Поднялся невообразимый шум, заплакали дети, женщины исступленно закричали, взывая о помощи.

Такуи упала на колени и, подняв худые руки к небу, горячо молилась богу. Аместуи вся дрожала, словно в лихорадке, у нее стучали зубы. Только Нубар молчал и, широко раскрыв глаза, удивленно смотрел на происходившее вокруг.