— Нельзя, господа, не велено никого пускать.
Мурад растолкал толпу и с решительным видом направился к дверям, сторож, приняв его за своего, не остановил, и он проскочил в павильон. Ашот, сидя на кушетке, завязывал бутсы. Мурад молча пожал ему руку.
— Спасибо, — понимающе сказал Ашот. Лицо его было возбуждено, мокрые волосы прилипли ко лбу, глаза блестели.
— Весь стадион только о тебе и говорит. Молодец! Покажи им! Пусть знают наших! — говорил Мурад.
— Постараюсь! Нам бы еще парочку голов забить.
— Забьете!
— Уходите! — сердито заворчал капитан. — Дайте игрокам отдохнуть!
— По окончании игры я подожду тебя у верхних ворот, — сказал Мурад и поспешно направился на свое место.
В этот солнечный день жизнь показалась Мураду прекрасной. На дороге его поймал Левон.
— А, ты тоже, значит, пришел? — Он держал Мурада за руку. — Видал? Вот здорово! Подожди, во втором тайме он еще покажет класс игры маменькиным сынкам.
Во второй половине игры темп не ослабевал, обе команды играли с большим азартом. Высокая фигура Ашота мелькала по всему полю; он то переходил на место правого края, то помогал своим защитникам отбивать энергичные, хорошо продуманные атаки противника, то обыгрывал защитников, точным ударом посылая мяч своим игрокам, — но время проходило, а гола не было.
Только за пять минут до конца игры Ашот забил третий гол, обеспечивший колледжцам победу со счетом 3:1.
Стадион гудел.
Директор «Роберт-колледжа», пожилой тощий американец, сидел в специально для него поставленном кресле и наблюдал за игрой. Его морщинистое надменное лицо выражало скуку и совершеннейшее безразличие ко всему. Он поднял руку и подозвал к себе стоящего на почтительном расстоянии эконома.
— Кто он? — спросил директор, показывая на Ашота.
— Наш работник, истопником работает, — нагнувшись к директору, прошептал эконом.
Американец поморщился и покачал головой.
— Вы сделали большую ошибку, разрешив ему принимать участие в игре. Рабочие не могут играть в составе команды колледжа. Это недопустимый прецедент, — процедил он сквозь зубы.
Эконом покорно кивнул головой.
По окончании игры мальчик лет десяти выбежал на поле и преподнес Ашоту большой букет роз. Зрители стоя аплодировали ему.
— Этот парень, без сомнения, восходящая звезда футбола, — вслух произнес сосед Мурада. — По существу, он один обеспечил команде победу.
— Познакомьте меня с ним, Адольф, — попросила девушка.
Мурад направился к верхним воротам.
Капитан команды Арцуруни позвал Ашота, чтобы познакомить его с девушкой.
— Только не говори ей, что ты рабочий. Просто студент первого курса, понял? — шепнул он Ашоту.
Через полчаса мимо Мурада прошел Ашот рядом с девушкой. Девушка держала в руках букет Ашота. Впереди них шли толстый мужчина и старушка, а рядом с ними тот, кого девушка называла Адольфом. Мурад догадался, что это родители девушки. Ашот, увлеченный разговором с собеседницей, даже не взглянул в сторону Мурада.
Мурад хотя и искренне радовался успехам своего товарища, но обиделся, что Ашот так скоро позабыл о нем. «У успеха длинные крылья», — вспомнил он фразу, прочитанную в какой-то книге, и медленно зашагал по асфальтовой дорожке. Он увидел, как внизу, у главных ворот, Ашот вместе с девушкой сел в автомобиль и уехал.
На следующий день после матча рано утром в котельную вошел эконом. Он невольно залюбовался, как Ашот проворно орудует совковой лопатой.
Закончив с загрузкой топки, Ашот, вытирая пот с лица, повернулся и только тогда увидел эконома.
— Значит, футболом интересуешься? — спросил тот.
— Да, очень.
— Это ничего, можно и футболом увлекаться, только зачем ты полез в команду студентов?
— Они сами пригласили.
— Может быть, и так, но рабочим не полагается играть в студенческой команде. Директор, господин Роджерс, остался недоволен.
— А ему какое дело? — с досадой спросил Ашот.
— Вот тебе и раз! Кто, по-твоему, здесь хозяин: он или ты? Ему до всего есть дело.
— Чего же он хочет?
— А того, чтобы каждый человек знал свое место. Раз ты рабочий, так нечего соваться к студентам. Если у тебя такой зуд, то играй себе на здоровье со своими, а к нам не лезь.
— В спорте нет рабочих или студентов, кто умеет, тот и играет.
— Та-та-та! Видать, ты больше всех понимаешь, и язык у тебя длинный.
Эконом повернулся и вышел, Ашот растерянно стоял посредине котельной и плохо соображал. Он не сразу понял смысл слов Крокодила.
«Каждый должен знать свое место», — вслух произнес он его слова и беспомощно опустился на скамейку.
После ухода эконома Ашот долго не мог собраться с мыслями. Минут десять он сидел неподвижно и отсутствующим взглядом смотрел на горящие угли. Потом, заметив на манометре резкое снижение давления, встал и привычно загрузил топку углем. Он долго стоял у топки, опираясь на лопату. Мысли его путались, он вспомнил вчерашнюю игру, горячие аплодисменты, сердечные поздравления каких-то незнакомых ему людей, восторженный взгляд красивой девушки, приглашение на ужин, во время которого только и говорили о его игре.
«А сейчас всему конец!» — подумал он и беспомощно опустил руки.
Вдруг ему стало невыносимо душно, точно в котельной не хватало воздуха. Швырнув лопату, Ашот вышел во двор.
Утреннее солнце щедро заливало всю окрестность золотыми лучами; с моря дул легкий ветерок и тихонько шевелил листья на высоких тополях; не переставая журчала беспокойная речушка, а чуть подальше, на поляне, в зеленой траве пестрело множество полевых цветов. В дремотном покое, царившем вокруг, слышался монотонный шум морского прибоя.