Романы. Рассказы - Страница 91

— Но ведь так было всегда?

— Может быть, но так не должно быть, это несправедливо. Еще в Стамбуле старик Мисак говорил: «Все создано нашими руками, а мы нищие». Тогда я плохо разбирался в этом, но сейчас, — Мурад сжал кулаки, — но сейчас… — ему казалось, что эти кулаки со всей силой опускаются на плечи Смпада, Манукяна, хозяина булочной в Стамбуле, на тех, кто убил его деда и мать, кто отнял у него отца, детство, кто лишил его настоящего и будущего, — сейчас надо бороться, Астхиг! Надо отнять все у богачей, организовать новую жизнь, и тогда все, все будут счастливы.

— Какой ты смелый, Мурад! Мне даже страшно за тебя. Брат рассказывал, как ты в Афинах руководил забастовкой и попал в тюрьму. — Астхиг любовно посмотрела на загоревшее, решительное лицо Мурада и заметила, что у него как-то особенно блестят глаза.

— Положим, я не руководил забастовкой, а только участвовал в ней, как и все.

— Смотри, Мурад, хоть здесь не впутывайся ни в какие забастовки, нам и так несладко живется. Я очень тебя прошу!

— Если нужно будет бороться, я буду бороться, сколько хватит сил.

Мурад задумался о том, как трудно людям завоевывать счастье. Мысли же Астхиг унесли ее в далекое детство, в родную долину, где она жила, как ей сейчас казалось, в мире сладкой мечты. Она вспомнила свою нежную дружбу с подростком Мурадом. Он сидел сейчас с ней рядом, такой суровый, и так просто говорил о вещах, о которых она сама боялась даже подумать. Перед ее глазами вереницей прошли, как живые, образы родных и близких людей. Отец, мать, подруга Аместуи, бабушка Мурада — добрая Такуи, Сирануш, Апет и его мать — тетя Заназан.

— Как ты думаешь, Мурад, — вдруг, словно проснувшись от приятного сна, спросила она, — что стало с Апетом? Добрался ли он до русских? Жива ли красавица Сирануш?

Мурад не сразу ответил Астхиг. Всякий раз при воспоминании о своих близких где-то внутри возникала щемящая боль. В самом деле, где они?

— Не знаю! — наконец, вздохнув, сказал он. — Апет был храбрым человеком, он молодой, не то что отец, может быть, и спасся. Да, я забыл тебе сказать: твой брат, живя у турок в нашем городе, узнал, что в ту страшную ночь после падения крепости Апет добрался до сыновей Османа, отомстил им и увез оттуда Сирануш… Впрочем, турки могли убить их позже, в горах, или они просто умерли с голоду.

— А мне почему-то кажется, что они добрались до русских и сейчас живут в Армении. Как они любили друг друга!

— Если они живы и находятся в Советской Армении, то им можно позавидовать.

Мурад вновь посмотрел в морскую даль. Ему показалось, что за той чертой, где небо сливалось с морем, начиналась страна самых его горячих желаний. Сколько раз мысленно он старался представить себе эту страну, сколько раз в бессонные ночи думал о ней!

— Знаешь, Мурад, по тому, как богачи страшатся этой страны, можно догадаться, что там беднякам на самом деле хорошо. В прошлом году к нам в порт зашел пароход под красным флагом с пятиконечной звездочкой в углу… Ты бы видел, что творилось в городе! С утра до поздней ночи на берегу стояла толпа. Люди кричали, махали морякам руками, шапками. Почему-то пришла полиция и разогнала их дубинками.

Астхиг заторопилась.

— Пошли, Мурад! Уже поздно, брат, наверное, вернулся с работы голодный, его нужно накормить.

Они поднялись. Мурад взял Астхиг за руку, и от одного прикосновения к этой маленькой теплой ручке душа его наполнилась необъяснимой радостью. «Вот так взять Астхиг за руку и смело шагать с ней по жизни», — думал он. В эту минуту Мурад был убежден, что с Астхиг он легко перенес бы любые невзгоды, какими бы тяжелыми они ни были.

— Ты очень-очень хорошая, и я люблю тебя, — прошептал Мурад.

Она опустила глаза и ничего не ответила.

Дня через четыре к Мураду на фабрику забежал Мушег, он был явно взволнован.

— Ты слыхал новость? — спросил Мушег.

— Нет, разве что-нибудь стряслось?

— Сюда к нам в Бейрут пожаловал преподобный отец Смпад; он, оказывается, на самом деле стал американским миссионером.

— Ну и черт с ним! Подумаешь, какая новость! Собаке собачья дорога!

— Знал бы ты, чем занимается наш ученый земляк, не рассуждал бы так!

— Чем же особенным может заниматься Смпад со своей маленькой головой и подленьким сердцем? Наверное, читает где-нибудь проповеди о пользе добродетели или еще о чем-нибудь в этом роде.

— Мурад, не будь наивным ребенком! Американцы не станут тратиться из-за таких пустяков. Говорят, на днях Смпад произнес горячую речь, в которой призывал армян всеми силами бороться против коммунистов, и заявил, что отныне армяне должны уповать только на милость американцев и только от них ждать освобождения своей родины.

Мурад еще никогда не видел своего друга таким решительным и серьезным.

— Постой, постой! От кого же это армяне должны освобождать свою родину?

— Разумеется, от большевиков.

— И отдаться на съедение туркам? Ну, брат, это старая песня, на эту удочку сейчас никого не поймаешь!

— Как бы не так! Ведь эти речи сопровождаются дешевой благотворительностью, и проповедь приобретает определенный смысл для голодных людей. Смпад целыми днями ходит по лачугам бедняков, раздает поношенную одежду и обувь, а дашнаки на все лады расхваливают и превозносят добрые деяния американского миссионера.

— Выходит, они уже снюхались?

— Еще бы! У них все давно согласовано и роли распределены по всем правилам.

— Мерзавцы! Крови им мало! Что ж, мы тоже сложа руки сидеть не будем, соберем рабочих, бедняков и расскажем им всю правду.