Романы. Рассказы - Страница 106

К оглавлению

106

— Сбор средств на танковую колонну имени доблестного советского генерала Ивана Баграмяна начался. Пусть великий русский народ знает, что мы, армяне, живущие вдали от родины, не забыли всего того, что он сделал для нас, для нашей дорогой родины, и готовы помочь Красной Армии всем, чем только можем. Мы…

Вартан не закончил говорить — раздался выстрел, другой. На миг все смешалось, люди со сжатыми кулаками бросились к трибуне.

Мурад вздрогнул и посмотрел на трибуну. Рев толпы заглушил его крик — мастер Вартан лежал на ступеньках трибуны, и Мурад увидел маленькую струйку крови на его виске.

Глаза заволокло туманом, но в следующую минуту Мурад, уже ничего не помня, рванулся вперед… Он стоял на трибуне и с болью в голосе начал говорить с незаконченной фразы Вартана. Он видел только суровые лица и сжатые кулаки. Трудно было сказать, сколько их. Они казались Мураду в эту минуту океаном, простиравшимся над всем миром. Он не говорил, он клялся перед памятью не мертвого, а живого друга. Ведь в борьбе люди не умирают, а только падают, и на место павших встают в ряды их ученики, боевые товарищи — все, кто борется за счастье простого человека на земле, и Мурад чувствовал, как вместе с ним клялись тысячи стоявших и рядом, и там, далеко от трибуны.

Такуи, обняв шею матери, бледная от волнения, не в силах была отвести глаза от трибуны: там стоял ее отец, и тысячи людей слушали его умные и смелые слова о великой стране социализма — родине всех трудящихся мира.


Наступил май 1945 года. Весна была в полном разгаре.

Знойное аравийское солнце не успело еще безжалостно выжечь пышную растительность. По вечерам с моря струилась прохлада, дышалось легко и свободно. И на душе было весело. Советские войска вошли в Берлин. Война закончилась. Казалось, пришел конец этому страшному кошмару, так долго державшему в своих тисках народы мира.

Так думали люди, так думал и Мурад Сарян. Вместе со всеми он вышел на улицу и впервые за много лет дышал свободно, полной грудью. Он радовался всему — деревьям, морю, чистому небу, звукам своих собственных шагов. Вот уже прошла вторая неделя, как он подал заявление на имя советского правительства с просьбой разрешить ему вернуться на родину… Неужели ему разрешат выезд? Такому счастью трудно было поверить. С каким восторгом он бросил бы все и уехал туда, где честному человеку предоставлена возможность быть счастливым! Мурад на минуту закрыл глаза, чтобы вспомнить: был ли в его жизни период, хотя бы маленький, о котором можно было сказать, что он жил счастливо? Наконец-то осуществится самая его сокровенная мечта: он уедет на родину! А до отъезда он будет работать. Мурад видел, какие нечеловеческие усилия совершает Астхиг, чтобы кое-как прокормить семью. За годы войны, работая по шестнадцать часов в сутки, тревожась каждый день за судьбу Мурада, она окончательно выбилась из сил.

Легко строить хорошие, на первый взгляд самые обыкновенные, простые планы, но не так просто их осуществить. Казалось бы, чего проще человеку, известному по всей стране своими делами, своей борьбой против фашизма, найти работу по специальности — наборщика или ткача! Но это вовсе не такое простое дело. Сейчас, как и накануне войны, ни один хозяин типографии или фабрики не хотел предоставить работу опасному бунтарю. Мурад по-прежнему обивал пороги контор по найму рабочей силы, а семья его по-прежнему жила на скудный заработок Астхиг.

В один из таких дней случилось то, чего больше всего боялся Мурад. У него было удачное утро: он сумел заработать несколько десятков пиастров на срочной разгрузке парохода. Напевая свою любимую песню, он подошел к дому и растерянно остановился перед дверью — она была полуоткрыта. Он быстро вбежал в комнату и увидел жену лежащей на топчане.

— Астхиг! — вскрикнул Мурад. Он прекрасно знал о том, что жена в это время должна быть на фабрике.

Астхиг слегка приподняла голову.

— Не волнуйся, дорогой, меня просто уволили с фабрики. Я решила немного прилечь отдохнуть.

Мурад обнял Астхиг и стал нежно целовать ее волосы.

— Что мы теперь будем делать, чем жить? — спросила Астхиг с тревогой в голосе. — У нас совсем нет денег.

— Ничего, не отчаивайся, как-нибудь проживем, — пытался успокоить жену Мурад, садясь рядом с постелью. — Скоро получим разрешение и уедем на родину, а там…

Мурад полузакрыл глаза.

Каждый раз, говоря об этом, он старался представить себе то большое человеческое счастье, которое ожидало его с семьей в Советской Армении.

— А до этого не отдать ли нам Такуи на фабрику? — спросила мягко Астхиг. — Как-никак это будет для нас поддержкой.

— Нет, пусть Такуи учится. Я найду себе временную работу: землю буду копать, опять в порт грузчиком пойду, но девочку свою в этот ад, называемый фабрикой, не отдам, — решительно сказал Мурад и вышел на улицу, чтобы встретить Такуи.

Несмотря на новую беду, так неожиданно обрушившуюся на них, Мурад не унывал. На душе у него было легко: он почему-то был уверен, что скоро всем их бедствиям настанет конец и они навсегда вырвутся из этого буржуазного мира, где честному человеку стало совсем тесно.

И действительно, через месяц все демократические газеты сообщили о том, что советское правительство разрешило репатриацию армян.

Вскоре Мурад получил визу и с первой партией репатриантов выехал в Советскую Армению со своей семьей.

Часть четвертая
На родине

Глава первая
Семья Апета

106