Романы. Рассказы - Страница 25

— Нагнуться бы к арыку и напиться досыта! Я бы сейчас больше ничего не хотел! — воскликнул Качаз.

— Потом залезть на дерево и сорвать сочную грушу, — добавил Ашот.

— Когда я вспоминаю груды свежих лепешек, лежащих на подносе, жареное мясо, кислое молоко, просто слюнки текут, — сказал Мушег. — Удивляюсь: почему мы тогда не все съедали? Бывало, встанешь из-за стола, на подносе половина еды осталась. Сестра моя Астхиг все капризничала: «Этого не хочу! Это не буду!» А сейчас бы хоть самых черствых лепешек!

Вдруг раздался оглушительный гром, и вслед за ним что-то с визгом ударилось о скалу. Это был снаряд. На седьмой день осады турки на горах против крепости установили орудия и стали систематически разрушать и без того ветхие ее стены.

Ребята поспешно разбежались по ямам. И здесь людей охватил страх. Мелкие гранитные осколки дождем сыпались в ямы, а при прямом попадании эти ямы превращались в могилы для целых семей.

Иссякали продукты. Кончилась вода: днем и ночью турки обстреливали дорогу, ведущую к колодцам.

Наступил август. От палящего солнца некуда было спрятаться: ни деревьев, ни тени в крепости не было. Короткие ночи не приносили прохлады. Накаленные камни за ночь не успевали остывать. Люди шли к колодцам за водой, хотя дорога туда была усеяна трупами и предательская луна освещала крепость как днем.

Положение осажденных с каждым днем становилось все труднее. Начались голод и болезни. Мазманян выдавал лишь по нескольку вареных бобов на человека. Голодные умирали молча, без жалоб и стонов. Никто не оплакивал близких, хоронили молча.

Взоры истощенных, худых, как скелеты, людей были обращены на север: там наступала русская армия. Но русских все не было. Гугас отправил троих на разведку — узнать, далеко ли они. Ушедшие не вернулись обратно, надежда с каждым днем угасала.

Беда пришла и в яму Гугаса: тяжело заболел маленький Васген. У него была горячка. Лежа на коленях матери, он запекшимися губами шептал: «Пить, мама, пить!» — а воды уже несколько дней не было ни капли.

На третью ночь со дня болезни брата Мурад, лежа на голой земле в углу ямы, дремал. Ему послышались стоны. Проснувшись, он стал рассматривать яму: у стены спала бабушка, рядом с ней, на тряпках, обняв ее шею, лежал Нубар, около него — Аместуи. У самого выхода, скорчившись, спала Заназан. В середине ямы сидела Перуза. У нее на коленях лежал больной ребенок и слабо стонал. Перуза, худая, бледная, в каком-то возбуждении осыпала лицо ребенка поцелуями.

Высоко стоящая, неподвижная луна заливала все вокруг нежным светом. Издали доносились звуки одиночных выстрелов. Это турки обстреливали дорогу к колодцам.

Мурад, окончательно проснувшись, поднял голову и увидел, что по окаменевшему от горя, изможденному лицу матери капля за каплей бегут слезы. Мурад понял: брат умирает.

— Не плачь, мама! Я сейчас сбегаю за водой! — в отчаянии закричал он и выбежал из ямы.

Перебежав в соседнюю яму, он тихонько разбудил Качаза.

— Скорей давай кувшины! Я побегу за водой! Брат умирает! — крикнул он полусонному Качазу.

— Ты что, с ума сошел?

— Давай, тебе говорю, кувшины! Разговаривать некогда! — резко оборвал он Качаза, и тот покорно вынес ему два медных кувшина.

Дорога к колодцам была усеяна мелким щебнем. Ползти было очень больно. Острые камни, как ножи, врезались в тело. Руки и колени ободрались до крови. Но ползти надо было, и Мурад полз. От ямы до колодцев было метров семьсот по открытой местности. Стены здесь были особенно сильно разрушены. Турки, заметив ползущего человека, стали стрелять. Мураду приходилось лежать неподвижно, пока прекратится стрельба.

Полз он долго, потеряв счет времени. Наконец, оцарапанный, весь в крови, он благополучно дополз до колодцев.

Первым делом Мурад сам с жадностью набросился на холодную воду. Он отдыхал, опять пил — и так много раз. Потом наполнил кувшины водой и пустился в обратный путь. Назад ползти было легче. Турки не стреляли, и он позволял себе иногда подниматься во весь рост и делать короткие перебежки.

Вот и крепостные стены. Еще маленькое усилие — и он в безопасности. Но тут он неожиданно увидел знакомую одежду. Забилось сердце. Задрожали колени. Неужели?.. Мурад, обезумев, бросился на дорогу. На середине дороги неподвижно лежала его мать с телом брата в объятиях. Мурад попытался поднять их, звал на помощь, но они были мертвы, и никто не был в состоянии им помочь. Долго лежал он около мертвой матери с братом, обнимал их, рыдал и кричал, просил, умолял очнуться, но все напрасно. Мураду показалось, что это он убил их: наверное, мать побежала за ним, чтобы удержать его от безумного поступка, спасти.

Наступал рассвет. Нужно было идти. Схватив свою драгоценную ношу, Мурад побежал к яме. Там все проснулись и с тревогой ожидали его возвращения. Мурад рассказал все… Громко зарыдала бабушка, а за ней и остальные. Яма наполнилась отчаянными воплями.

На следующую ночь тела Перузы и Васгена вынесли, чтобы предать их земле. Трупы опустили в выкопанную Гугасом яму. Бабушка сквозь слезы шептала слова молитвы. Аместуи несколько раз лишалась чувств; она ослабела от голода, не могла стоять на ногах и лежала около могилы. После похорон Апет унес ее на руках.

Гугас, большой, сильный, сегодня словно согнулся. Закидывая могилу землей, он плакал без слез, только его губы чуть дрожали.

Свет опустел для Мурада. Он стал безразлично относиться ко всему окружающему. Часто без цели бродил по крепости, ходил по опасным местам, заглядывал в окопы над самым обрывом у ворот, которые охранял Апет со своим отрядом, по-прежнему редко встречался с отцом. Гугас весь был поглощен обороной. Он понимал, что положение с каждым днем становится безнадежнее и дни крепости сочтены, и поэтому делал все возможное, чтобы оттянуть этот роковой час.