Романы. Рассказы - Страница 26

Однажды, приди к Апету, Мурад застал там отца. Гугас молча протянул ему горсточку пшеницы. Потом спросил о бабушке, детях, а когда Мурад собрался уходить, Гугас проводил его.

— Ты не отчаивайся, Мурад, — мягко обратился он к сыну. — Мы не одни с тобой, посмотри, сколько кругом осиротевших детей! И, помолчав немного, с грустью добавил: — Не в счастливый век родились мы с тобой. Ничего тут не поделаешь, остается одно — терпеть и бороться до конца.

— Аместуи очень плохо, она совсем не встает, — сказал Мурад и отвернулся, чтобы не расплакаться при отце.

— Знаю. Это от голода. Даже птицы не летают над крепостью: подстрелить хоть бы одну!

Они расстались у поворота крепостной стены. Гугас долго еще смотрел, как медленно, шатаясь шел Мурад.

— Бедняжка! Сам-то ты долго ли протянешь? — прошептал Гугас про себя и пошел к позициям.

Навстречу ему попался Манукян. Еще издали увидев Гугаса, он зло посмотрел на него и, поравнявшись с ним у поворота, остановился.

— Здравствуй, Гугас! Ну, как поживаешь, как идут дела? — насмешливо спросил он.

— Спасибо, дела идут, как можно было угадать: не лучше и не хуже.

— Ты своего добился: стал большим командиром, вождем. Боюсь, что скоро тебе придется командовать только мертвыми.

— Я делаю все, что в моих силах, чтобы спасти людей, — ответил Гугас с досадой. — А ты, вместо того чтобы злорадствовать над бедой народа, лучше помогал бы. Воевал бы на позициях, как это делают другие.

— Я не такой сумасшедший, чтобы поднять оружие против целого государства, — за это нам еще отвечать придется.

— Ты не сумасшедший, а презренный трус! Убирайся с моих глаз, пока цел! — закричал Гугас и, чтобы не дать воли гневу, повернулся и ушел.

Продовольствие кончилось. Только бойцам, защищающим крепость, Мазманян выдавал по горсточке жареной пшеницы, остальные ничего не получали. Воду приносили отдельные счастливцы, а жара по-прежнему стояла нестерпимая, и большинство голодных, изможденных людей лежали в ямах, ко всему безразличные. Убитых и умерших было так много, что их не успевали хоронить. На каждом шагу валялись разлагающиеся трупы, и смрад заполнял крепость, еще больше усиливая распространение болезней.

Как-то днем Гугас пришел в яму к своим и принес что-то тщательно завернутое в тряпку.

— Подстрелил орла! — радостно сказал он, протягивая матери свою ношу. — Попробуй сварить. Может, мясо съедобное.

— На чем же его варить? Где взять дрова, воду? — сокрушенно спросила Такуи.

Несколько деревьев, росших во внутреннем дворе, уже были сожжены, в крепости давно не было топлива, и люди ничего не варили.

Аместуи, подняв голову, с жадностью посмотрела на покрытого перьями орла, облизнула высохшие, потрескавшиеся губы и проглотила слюну. Нубар, подойдя, просто оторвал болтающуюся голову орла и стал жевать жесткую, окровавленную массу.

Мураду при помощи Апета удалось собрать немного сухой травы, нашлись и кое-какие книги, захваченные ребятами с собой. Разожгли костер и стали жарить мясо орла.

На запах жареного прибежали голодные соседи. Они сели подальше от огня и горящими глазами уставились на мясо. Потом, незаметно для себя, медленно стали подползать все ближе и ближе к огню, где так вкусно пахло жиром. Еще миг — и десятки костлявых рук потянулись бы к мясу. Такуи быстро разрезала на мелкие кусочки одно крыло орла и протянула людям. Это сдержало толпу. Такуи быстро спрятала остатки мяса.

Обитатели ямы украдкой от посторонних с блаженством грызли кости. Мурад спрятал два куска мяса и отнес Мушегу.

— На, возьми, Мушег. Это тебе и Астхиг, — сказал он. — Отец подстрелил орла.

Из ямы вышла Астхиг. Она сильно похудела, щеки ее впали. Когда-то красивые, вечно улыбающиеся глаза потускнели, а под ними лежали черные круги. Но Астхиг не опустилась, как многие. Она держалась сравнительно бодро, была опрятно одета, волосы причесаны, косы аккуратно заплетены. Увидев Мурада, она даже улыбнулась и протянула ему свою маленькую руку.

— Бедный Мурад! Тебе тяжелее, чем нам с Мушегом. Я слышала, с Аместуи очень плохо, — сказала она сочувственно.

— Ей уже лучше, сегодня она вставала. Ты бы пришла к ней, она тебя любит больше всех, на днях спрашивала о тебе.

— Очень трудно ходить. Я, как старуха, устаю, больше трех шагов не могу сделать. Сегодня еще ничего: ночью Мушег воды принес, жаль, все выпили, а то угостили бы тебя.

— Трудно было ходить за водой? — спросил Мушега Мурад. — Ночью я тоже собираюсь.

— Лучше не ходи, Мурад: сколько там убитых, жутко!

— Что же делать? Когда нечего было есть, обходились и без воды, а вот поели — и еще больше захотелось пить. Хоть бы дождь пошел! Бабушка говорит, что в это время года часто бывают грозы.

— Когда мне очень хочется пить, знаешь, что я делаю? — сказала Астхиг.

— Что?

— Беру в рот железный ключ.

— Помогает?

— Немножко прохладнее делается во рту.

Прощаясь, Мурад еще рал попросил ее:

— Астхиг, навести мою сестру. Если ты придешь, ей станет легче.

— Хорошо, Мурад. Завтра, а может быть, сегодня вечерком. Когда жара спадет, я постараюсь доползти к вам. Ты передай ей привет от меня.

Мурад шел к своей яме и по дороге обдумывал, как лучше ночью сходить за водой. Ему казалось, что если сестра напьется воды, умоется, то сразу выздоровеет.

Шагах в тридцати от него пролетел снаряд, потом другой. Начался обычный артиллерийский обстрел. Мурад по привычке лег на камни, в надежде, что обстрел так же внезапно прекратится, как и начался. Но напрасно. Проходили минуты, а снаряды с возрастающей быстротой, как град, сыпались на крепость. Мураду надоело лежать. Он поднялся, чтобы идти к своим. Случайно он взглянул за крепостную стену. Там по склону горы, прячась за скалами, ползли наверх аскеры. Их было очень много. Мурад испугался. Ему показалось, что никто, кроме него, не замечает аскеров и они безнаказанно достигнут крепостных стен, хлынут в крепость — и тогда начнется резня. Охваченный страхом, Мурад закричал: