Романы. Рассказы - Страница 45

Мушег был невероятно слаб. Пришлось нести его на руках. Прежде всего ребята сняли с Мушега грязные лохмотья, кишевшие насекомыми, выкупали его в реке и уложили на свежую солому. Они уже знали, что человеку, истощенному от голода, нельзя давать много грубой пищи. В церкви, после падения крепости, они видели, как умирали люди, поев досыта хлеба, поэтому они решили кормить Мушега понемногу.

Мушег поправлялся медленно, хотя его товарищи делали для него все, что могли. Целые дни он проводил в полудремотном состоянии. На все вопросы отвечал неохотно и односложно.

Между тем дела шли все хуже и хуже: с трудом можно было достать кусок хлеба, жили они впроголодь, а те немногие медяки, которые случайно зарабатывали, приходилось тратить на Мушега.

Однажды внимание Мурада привлекли три степенных бородача, сидевших на низких табуретках у входа в мечеть. Это были писцы. Около каждого писца стояло по нескольку человек, которым хотелось прочесть полученное с фронта письмо или написать ответ. Тут были и женщины и старики, главным образом крестьяне. Мурад подошел ближе к одному из писцов. Тот читал крестьянке написанное им письмо. Кроме названия селения и имени адресата, все письмо состояло из высокопарных, непонятных арабских и персидских фраз, и когда крестьянка, ничего не поняв, спросила писца: «Ага, почему ты не написал о нашем ребенке?» — то писец сердито фыркнул:

— Глупая! Что ты понимаешь! Я тебе написал письмо, достойное пера Хафиза. Иди и отошли его, да благодари бога: твой муж будет очень доволен.

Бедной крестьянке ничего не оставалось делать. Она поблагодарила писца, расплатилась и ушла.

Мурад заметил, что письма у писцов уже заготовлены, им остается лишь проставить в них имя адресата. У Мурада мелькнула мысль: почему бы и ему не заняться этим делом, — ведь он мог бы написать понятнее то, что крестьянки хотели передать в письме своим родным. Но для этого ему нужно было достать чернильный прибор, бумагу и конверты, а где же это взять? Правда, нужно было еще более или менее приличное платье, чтобы внушить людям некоторое уважение к своему «интеллигентному» труду и доверие к юному возрасту, но о платье он и не мечтал — это было недостижимо.

Всю ночь, лежа на соломе, Мурад строил планы, а утром отправился в писчебумажный магазин и произнес целую речь перед удивленным торговцем.

— Ага! — начал Мурад. — Обращаюсь к вам с величайшей просьбой: доверьте мне в кредит чернильный прибор, перья, бумагу и конверты. Я честный мальчик, но, хотя и беден, собираюсь зарабатывать себе хлеб насущный благородным трудом: хочу стать писцом. Пишу я хорошо, почерку моему может позавидовать любой каллиграф. Скоро я верну вам стоимость всего этого; но если постигнет меня неудача и я не сумею заработать, чтобы расплатиться с вами, то верну вам ваш прибор и все остальное в целости и сохранности. Поверьте моему слову, ага: я вас не обману. Я сын благородных родителей, их постигло несчастье, и я остался один. Помогите мне.

Мурад с трепетом ожидал ответа торговца.

— Хорошо, я дам тебе в кредит то, что ты просишь, — после раздумья согласился торговец, — но ты напиши на этой бумаге несколько слов, я посмотрю, хорошо ли ты пишешь.

Мурад старательно написал все только что сказанное им. Торговец, внимательно перечитав несколько раз написанное, остался доволен.

— Хорошо пишешь, молодец! Боюсь только, что люди не будут доверять тебе: уж больно ты молод, да и плохо одет.

В ответ Мурад только вздохнул.

— Что ж, попробую. Аллах поможет! — сказал хозяин лавки.

Засунув чернильный прибор за пояс, спрятав конверты и бумагу, Мурад побежал к своим товарищам.

— Я достал все, что надо! Сейчас отправлюсь к мечети около базара, там сяду на ступеньки, разложу бумагу и конверты около себя и буду ждать. Вы же отправляйтесь на базар, отыщите людей, которым нужно писать письма, и расскажите им о молодом писце, расхваливайте его как можете, сочиняйте о нем все, что хотите. Расскажите, что он чуть ли не сын вели; берет, мол, недорого, напишет все, что вам понадобится, пишет лучше любого муллы. Понятно?

— Понятно, — первым сообразил Смпад. — Да ты для важности обмотай вокруг своей фески белую тряпку, вроде чалмы.

— Нет, — решительно запротестовал Ашот, — от чалмы он солиднее не будет, чем проще, тем лучше. Кроме того, надевать чалму на голову не дело. Ты что, хочешь, чтобы Мурад в самом деле турком стал? Хватит того, что мы носим турецкие имена, на большее я не согласен.

Ребята весело отправились на базар. Мурад же, разложив перед собой бумагу и заткнув за ухо камышовое перо, важно сидел на каменных ступеньках мечети и ждал.

Первой подошла к нему старуха. Она робко села около него и спросила, может ли он за небольшую плату написать ее сыну письмо.

— Могу, бабушка. Только сначала расскажи мне, что ты хочешь написать сыну, потом я тебе прочитаю написанное, и если письмо понравится, заплатишь сколько сможешь.

Пока старуха рассказывала о своих горестях, Мурад внимательно слушал, потом ее же словами написал письмо. Когда он прочитал ей написанное, старуха даже заплакала.

— Ах, сынок! Как ты хорошо пишешь! Недаром про тебя рассказывали мальчики на базаре. Дай аллах тебе здоровья!

С этими словами она протянула ему дрожащими руками десять пиастров. Начало было неплохое.

До вечера он написал пять писем и заработал около семидесяти пиастров. Это было доходнее, чем бегать по базару и таскать тяжелые корзины с покупками.

Скоро слава об искусном писце распространилась по всему базару, от желающих воспользоваться его услугами не было отбоя. Мурад писал письма, жалобы, заявления, и люди уходили от него довольные: он писал на понятном им языке, а плату брал умеренную.