Романы. Рассказы - Страница 118

118

Делать было нечего, дашнаки были вынуждены собрать армян в Бейруте. Председателем собрания выдвинули преподобного отца Смпада.

После его длинной и путаной речи я не вытерпел и попросил слова. Как только я начал говорить, его хладнокровия хватило лишь на несколько минут. Смпад перебивал меня, кричал, как уличный торговец. Правда, на этот раз я его не щадил, рассказал все, что знал о нем. Напомнил, что он и раньше подавал большие надежды на то, что рано или поздно продастся сам и с легкостью продаст свой народ тому, кто больше заплатит, что он с таким же усердием, с каким сейчас проповедует протестантизм, когда-то сотворял намаз в магометанской мечети…

Дашнакские молодчики, присутствовавшие на собрании, на первых порах молчали.

Но когда я заявил: «Пусть его священство расскажет здесь о том, как он продал своих товарищей в детском доме для сирот и за счет их страданий купил себе право учиться в колледже», — шум поднялся неописуемый. Смпад окончательно растерялся. Видя его беспомощность, дашнаки бросились на сцену, стащили меня вниз, свалили и стали бить. Мои друзья вступились за меня. Началась общая свалка. Дашнаки пустили в ход ножи, несколько человек было тяжело ранено и один убит на месте. Я чудом спасся. Подоспела полиция, раненых и меня, всего избитого, отвезли в больницу.

Полиция возбудила уголовное дело против меня как против зачинщика общественного беспорядка. Сейчас трудно еще сказать, чем все это кончится.

Так или иначе, собрание было сорвано. Но дашнаки спустя несколько дней организовали новое собрание. На этот раз были приняты все меры предосторожности. Людей пропускали только по пригласительным билетам, заранее розданным, вход охранял наряд полиции.

После того как «очевидцы» развязно, как выученный урок, рассказали об «ужасах» в Советской Армении и председатель хотел закрыть собрание, с места поднялся наш пекарь Самуэл. Самуэл — всеми уважаемый, правдивый человек. Председательствующий посчитал неудобным не дать ему слова, тем более что Самуэл до сих пор ничем не проявлял симпатий к коммунизму и не поощрял уезжающих на родину.

И Самуэл заявил:

— Как видно, эти молодцы обманули наших уважаемых руководителей. Одного из них, того высокого, я знаю — его зовут Саркисом, я с ним из одного села. Во время резни он, чтобы спасти свою шкуру, принял ислам, женился на турчанке; позже он служил в турецкой полиции. Второго я не знаю, но, наверное, они одного поля ягода. Я думаю — турки их нарочно послали сюда, чтобы смущать наш народ.

Все были ошеломлены. Несколько минут зал молчал. Молчали и организаторы собрания. Скандал получился куда чище, чем первый.

Как видишь, здесь дела веселые, но на этот раз силы неравны.

С нетерпением жду того счастливого дня, когда и я сумею выехать в Советскую Армению. Но перед этим считаю себя обязанным исполнить до конца свой долг перед нашими сбитыми с толку земляками. Ведь сегодня опять, как тридцать три года тому назад, во весь рост стоит вопрос о жизни армян, находящихся за пределами своей родины. Сегодня кое-кто не прочь поторговать оптом и в розницу кровью нашего народа, и я отдам все силы во имя спасения последних остатков нашего народа от новой трагедии.

Передай мой привет всем землякам и знакомым. Поцелуй за меня свою дочурку и мою сестру Астхиг. До скорого свидания в Советской Армении.

Всегда преданный тебе Мушег».

Группа передовых людей комбината в специальном вагоне ехала в Ереван, на республиканский слет стахановцев.

В вагоне было весело. Больше всех шутил Хорен Григорян. Сарян, привыкший видеть его всегда серьезным, и не подозревал, что секретарь парторганизации такой весельчак.

— Ну, орлы! На слете держитесь! Это вам не на нашем комбинате, — там секретарь ЦК, министры, лучшие люди всей Армении.

Поезд мчался через безлюдные пространства. Снег давно сошел, но земля бережно хранила еще животворную влагу, и дикая растительность, словно торопясь воспользоваться ею, бурно тянулась к солнцу. Пахло свежей травой и цветами, яркие, необыкновенно большие бабочки стремительно носились в воздухе. Сейчас здесь царила деятельная, кипучая жизнь. Только серые голые камни, беспорядочно разбросанные вокруг, зловеще напоминали о необитаемости этой земли. Пройдет немного времени, наступят знойные дни, и жаркий, как от горячей печки, ветер высушит землю, а солнце испепелит, сожжет все вокруг, земля почернеет, потрескается. Все живое в панике покинет эти места, и здесь воцарится мертвое безмолвие.

Маркар через открытое окно вагона смотрел вдаль и задумчиво качал головой.

— Сколько земли зря пропадает! Провести бы сюда воду, оросить, насытить эту землю, раскинуть леса, фруктовые сады, виноградники, развести хлопковые плантации — как бы изменилась, ожила эта пустыня!

И вдруг, словно в ответ на его мысли, раздался гул мощных экскаваторов. Они стальными хоботами глубоко врезались в землю и, заполнив ковши, медленно поднимали их и откидывали груды земли в сторону. За экскаваторами тянулась ровная, как стрела, глубокая канава. Тысячи колхозников лопатами ровняли края канавы и выбрасывали оставшуюся на ее дне землю.

Маркару даже показалось, что это ему снится. Не веря своим глазам, он позвал Мурада.

— Смотри, Мурад Апетович, Добрались-таки и до этой земли! — воскликнул он, показывая рукой на экскаваторы.

— А ты сомневался, дядя Маркар?

— Как тебе сказать… Но то чтобы сомневался, просто не верилось, что так скоро. По-моему, со дня сотворения мира человеческая рука не касалась этой земли.

118